Чужая невеста

Валерий стоял у алтаря и, не отрываясь, смотрел на вход храма, где сейчас появится его невеста в белом подвенечном наряде, символизирующем чистоту и непорочность. Шафер подведет ее к нему. В лице невесты — нежном, тихом, он все же уловит волнение. И вся она будет обращена к нему — вот я какая!
А после изумительно-старинных, венчающих их браком, слов: «Венчается раба Божия Виктория рабу Божию Валерию…», она скажет: «Да!»
Вдруг в дверях церкви возникло какое-то замешательство, затем взволнованное движение: «невесту украли!». Валерий с трудом скрыл подступившую дурноту и кинулся к двери. Там увидел удаляющуюся машину.
— Сейчас догоним! — кинулись его дружки к машинам, выстроившимся против церкви.
— Не надо, — остановил их белый, как полотно, жених. — Не надо… Это — Сашка.
— Ну, не надо, так не надо, — согласились друзья. А следующая фраза объяснила их неожиданное смирение:
— Знаем, это Сашка. Никуда он от нас не денется.
Да, это был Александр. В это самое время в подрагивающей от быстрой езды машине, которая мчалась сквозь начинающийся дождь, он прижимал к себе похищенную им чужую невесту. Она положила голову на его плечо, и вдруг произнесла:
— Представляешь, как там Валерка носится сейчас по церкви?
— Не думай об этом, не переживай.
— Да я и не переживаю. Просто представила, как он хватает всех за полы и вопит: «Где моя Вика? Где моя ласточка?» Он меня ласточкой звал.
— Да, ему сейчас очень больно… — став серьезным до суровости, промолвил Александр.
— Небось размазывает слезы по щекам, — не услышала Виктория его и бормочет: «Куда улетела моя ласточка? Как я теперь жить буду?»
Александр слегка отстранился и Виктория произнесла:
— Жалко? Тебе его жалко?
— Обидели человека.
— Ты же знал, на что шел, — засмеялась она коротким смешком.
— Знал… Голова затуманилась от того, что теряю тебя. Вот и пошел на это черное дело.
— Черное дело? — буквально взвилась она. — Я ради него со свадьбы сбежала, а он — «черное дело»! Да пусть он, этот Валерка, хоть разорвется от плача, мне безразлично! Упустил невесту — сам виноват. Как они меня караулили. Чувствовали что-то… А мы в последний момент — раз, и улетели. Ты бы не упустил.
Церквушку для венчания Александр выбрал на другом конце города. Священник попался покладистый и сговорились с ним быстро. Виктория вошла в церковь разочарованная. Все было более, чем скромно. Темные стены, украшенные рукоделием прихожан, иконы в дешевых окладах, свечи и то какие-то сероватые, явно переплавленные из недогоревших.
— И это здесь мы будет венчаться? — повернула она потемневшее лицо к Александру.
— Какая разница, где? Венчать нас будет тот же Бог, который венчал бы тебя с несчастным Валеркой.
— Что ты зарядил: «несчастный, да несчастный»! Поделом ему!
— Ну почему «поделом»? Он ведь любит тебя. Почему тебе его не жалко?
— Не жалко! Понял ты это, наконец?
В глазах ее мелькнуло нечто такое, чего Александр никогда в них не видел. Будто в голубизне на миг полыхнуло синее пламя жестокости. Но в следующий миг оно уже погасло, и Виктория, проведя рукой по его плечу, мягко сказала:
— Ну, будет тебе казниться. Было бы из-за чего.
Александр посмотрел в устремленные на него, наполненные лаской глаза, и почувствовал себя в этот миг стоящим на краю пропасти. Сейчас он сорвется и полетит в нее, расшибаясь об углы своей безответственности… А Виктория будет стоять на твердой площадке и кричать ему, летящему к гибели: — «Нашел из-за чего разбиваться вдребезги!».
Александр отвел глаза и ясно почувствовал в душе жажду отмщения за поруганную честь друга… и за синий огонь в этих дорогих глазах. Сейчас эта любимая им женщина станет его женой. И может быть, будет неплохой женой. Но он никогда не забудет ее жестокость к человеку, который тоже предлагал ей навеки свою жизнь, свою защиту, свою любовь, а она предала его.
«Как нелегко человеку самому отказаться от счастья, оторвать от себя прикипевшее к сердцу любимое существо…», — думал он в эти последние минуты перед венчанием. А перед глазами неотступно стояло лицо его друга, которое сейчас, конечно же, сведено страданием. «Так, наверное, будет всегда. Потому что есть одно общее правило, которому подчиняются все: «Не тронь чужого! Не предавай!» А я… Простят ли люди мое предательство? И уж, конечно, никогда не простит его друг. Но почему Виктория не переживает?
Она стояла спокойная, с явным неудовольствием осматривая небогатое убранство старой церквушки.
— Ну что же ты? — тронула она его за руку.
— Да-да. Сейчас.
— Поспеши. Вот она я, — жарко зашептала Виктория. «Твоя! Бери! Готовенькая! Даже в подвенечном платье».
— В чужом, — мелькнуло у него в голове. — Купленном на деньги Валеры. И вдруг он решился.
— Ну иди, — мягко подтолкнул он Викторию к священнику.
Она пошла к алтарю, а он повернулся, вышел из церкви, сел в машину и сквозь сплошную стену бешеного ливня помчался назад к церкви, где, наверное, еще стоял в растерянности униженный им друг.

Альбина Петрова.